Последняя, всезнающая улыбка, и он сгинул — уже навсегда.
Согласие решило: в первую очередь нам следует оберегать собственную цивилизацию. Хотя от проникновения мы защищены, нам следует рассмотреть дальнейшую перспективу прямой физической атаки в случае, если одержимые захватят планетную систему с боевыми звездолетами. Наилучший способ самозащиты — поддерживать Конфедерацию, препятствуя распространению заразы. С этой целью все космоястребы должны быть отозваны с гражданских рейсов и организованы в ополчение, треть которого будет передана в распоряжение космофлота Конфедерации. Научные ресурсы эденизма должны быть, как и предлагал Латон, направлены на выяснение природы изначального прорыва, с тем чтобы понять энергистическую природу одержателей. Необходимо найти способ изгнать их окончательно.
Мы признаем взгляды тех, кто высказался в пользу изоляции, и оставим этот вариант на случай, если одержимые возьмут верх. Но остаться в одиночестве, когда одержимые захватят планеты и астероиды адамистов, — подобное будущее нельзя считать оптимальным. Угроза должна быть предотвращена в сотрудничестве с остальным человечеством. Проблема в нас, и исцеляться нам самим.
Луиза Кавана проснулась от благословенного запаха чистого белья, под сладостный хруст накрахмаленных простынь. Комната, в которой она открыла глаза, была даже больше, чем ее спальня в Криклейде. Окно на другом ее конце было плотно занавешено, и свет едва сочился сквозь гардины, такой слабый, что девушка не могла даже различить его цвета. А это было очень важно.
Откинув простыни, Луиза пробежала по толстому ковру, чтобы откинуть занавесь. В комнату хлынул золотой свет Герцога. Девушка настороженно оглядела небесный свод, но день был ясный — в вышине ни облачка, не говоря уже о клубах призрачной алой мглы. Пролетая вчера над Кестивеном, она насмотрелась на это дыхание баньши до конца своих дней. Над каждым городком, над каждым селением поднимались рыжие клубы, красившие улицы, дома, лощины кровавым лаком.
«Они еще не добрались сюда, — подумала Луиза с облегчением. — Но они доберутся».
Когда вчера они прилетели в Норвич, город был в панике, хотя власти не были вполне уверены, из-за чего паникуют. С островов, по которым катилась орда одержимых, доходили лишь смутные сообщения о мятежах и вторжениях иномирян со странным оружием. Но эскадрилья конфедеративного флота на орбите Норфолка заверяла премьер-министра и принца, что никакого вторжения не было.
Тем не менее началась мобилизация ополчения Рамзаевых островов. Вокруг столицы окапывались войска. Строились планы отбить у врага такие острова, как Кестивен.
Айвену Кантреллу приказали посадить самолет в дальнем конце городского аэродрома. Окружившие машину нервные солдаты в плохо подогнанных мундирах цвета хаки стискивали приклады винтовок, устаревших еще во времена их дедов. Но среди них выделялись несколько морпехов Конфедерации в облегающих скафандрах, словно скроенных из одного куска эластичной кожи. И их тускло-черные ружья никак нельзя было назвать устаревшими. Луиза подозревала, что одного выстрела из этих чудовищ хватило бы, чтобы разнести самолет «скорой помощи» на куски.
Когда по трапу спустились сестры Кавана, а с ними Фелисия Кантрелл и ее девочки, солдаты заметно успокоились. Их командир, капитан со смешной фамилией Лестер-Свинделл, признал их за беженцев, но только через два часа непрерывных допросов все подозрения с них были сняты — да и то после того, как Луизе пришлось позвонить тете Селине, чтобы та приехала поручиться за нее и Женевьеву. Делать этого ей очень не хотелось, но выбора не было. Тетя Селина приходилась маме старшей сестрой, и Луиза никак не могла поверить, что женщины состоят в родне — тетушка была безмозгла, как воздушный шарик, и озабочена исключительно покупками и урожаями. Но тетя Селина была замужем за Жюлем Хьюсоном, графом Люффенхамским и старшим советником при дворе принца. Если имя Кавана не гремело на Рамзае, как на родном Кестивене, то его имя имело вес.
Через две минуты после того, как тетя Селина правдой и неправдой пробилась в кабинет, Луизу и Женевьеву уже усаживали в ее коляску. Флетчера Кристиана, «криклейдского работника, он помог нам бежать», усадили вместе с кучером на облучке. Луиза хотела возмутиться, но Флетчер подмигнул ей и низко поклонился тетке.
Луиза оторвала взгляд от безупречно синего неба над Норвичем. Балферн-Хаус стоял в самом центре Бромптона, самого роскошного округа столицы, что не мешало ему обладать собственным, весьма обширным парком. Когда они вчера проезжали мимо чугунных воротных створок, девушка заметила, что там стоят на посту двое полицейских.
«Пока что мы в безопасности, — сказала себе Луиза. — Если не считать того, что мы притащили за собой в самое сердце столицы одержимого. В сердце правительства».
Но Флетчер Кристиан был ее секретом, ее и Женевьевы, а та не проболтается. Забавно, но Флетчеру девушка доверяла — во всяком случае, больше, чем графу и премьер-министру. Он уже доказал, что может и будет защищать ее от других одержимых. А она должна защитить Женевьеву. Потому что Господь свидетель — ни ополчение, ни морская пехота Конфедерации не спасут от них.
Понурившись, девушка обошла комнату, раздвигая остальные занавеси. Что же делать дальше? Рассказать людям, что им грозит? «Могу себе представить, что скажет дядя Жюль. Решит, небось, что я истеричка». Но если они не будут знать, они не смогут и защититься.