— Да? Мне не кажется, что в наши дни матери нужен здоровенный охотник-собиратель, чтобы не умереть с голоду. А моногамия с увеличением продолжительности жизни становится все более затруднительной. Генинженерия сделала больше, чтобы разрушить старый обычай «покуда смерть не разлучит нас», чем все радикальные движения вместе взятые.
— Разве твое дитя не заслуживает любви?
— Мое дитя будет любимо. Как ты можешь сомневаться в этом?
— Я не подвергаю сомнению твои намерения. Я указываю на практические трудности. В данный момент ты не можешь предоставить ребенку полноценной семьи.
— Это… реакционное понятие.
— Признаюсь, я довожу аргумент до абсурда. Я не склонен к фундаментализму, я лишь пытаюсь направить твои мысли. Все в твоей жизни было предопределено и учтено, кроме этого ребенка. Зачатие — это целиком и полностью результат твоего решения. Я не хочу, чтобы оно оказалось ошибкой. Я слишком тебя люблю.
— У отца были и другие дети.
— Которых передали эденистам, чтобы они могли вырасти в самой большой семье из всех возможных — семье размером с целый мир.
Иона едва не рассмеялась вслух.
— Подумать только — Салдана становятся эденистами! В конце концов мы совершили этот переход. А король Алистер об этом знает?
— Ты уклоняешься от ответа, Иона. Одно дитя Повелителя Руин воспитывается рядом со мной и под моим присмотром — наследник. Остальные — нет. Как родительница ты отвечаешь за будущее своих детей.
— Ты хочешь сказать, что зачав это дитя, я поступила безответственно?
— На этот вопрос отвечать тебе. Ты рассчитывала, что Джошуа останется дома примерным отцом? Даже ты могла бы догадаться, насколько это маловероятно.
— Господи, сколько споров, и все из-за того, что у Джошуа мрачный вид.
— Прости. Я расстроил тебя.
— Нет. Ты сделал то, что и намеревался — заставил меня подумать. Для многих людей это процесс болезненный, особенно если действовать как я — не осознав последствий. Я в результате обижаюсь и начинаю огрызаться. Но я поступлю так, как лучше для ребенка.
— Я знаю.
В мысленном голосе обиталища прозвучала такая нежность, что Иона покраснела.
— Я волновалась, пока тебя не было, — проговорила она, прижимаясь к Джошуа.
Тот глотнул Норфолкских слез из бокала.
— Тебе еще повезло. Я большую часть времени трясся от страха.
— Ага. «Лагранж» Калверт.
— Господи, хоть ты не начинай!
— Не хотел известности — не надо было продавать записи с сенсоров «Леди Мак» в «Коллинз».
— Келли трудно отказать.
Иона прищурилась.
— Понимаю.
— Я хочу сказать, от таких денег отказаться непросто. Особенно в моем положении. Плата от Терранса Смита не покроет ремонта «Леди Мак». А Компания Освоения Лалонда едва ли выплатит мне остаток по контракту, потому как на Лалонде развивать уже особенно нечего. А вот деньги от «Коллинз» покроют все убытки, и еще останется.
— И не забывай, сколько ты заработал в рейсе на Норфолк.
— И это тоже. Но их я трогать пока не хотел. Они у меня вроде заначки на тот день, когда все наконец устаканится.
— Мой герой-оптимист. Ты правда думаешь, что все утрясется?
Джошуа не нравилось направление, в котором двинулась их беседа. Он достаточно изучил Иону, чтобы понять — она ведет его, надеясь исподволь подобраться к теме, которую хочет обсудить на самом деле.
— Кто знает… Закончим разговор о Доминике?
Иона подняла голову от его плеча и озадаченно воззрилась на Джошуа.
— Нет. А почему ты спросил?
— Не знаю… Мне показалось, что ты хочешь поговорить о нас и о том, что будет дальше. Мои первоначальные планы здорово перекроили Доминика и «Линии Васильковского».
— «Дальше» не будет, Джошуа, потому что мы никогда не вернемся к той жизни, что вели раньше. Реальность посмертия изменила взгляд людей на свое существование, и это уже навсегда.
— Да. Если вдуматься… это тяжело перенести.
— Это твой глубокий анализ ситуации?
На миг Ионе показалось, что она его обидела, но Джошуа выдавил слабую усмешку — значит, не сердится.
— Да, — тихо и серьезно проговорил он. — Перенести это тяжело. За два дня на Лалонде я трижды едва не погиб. Соверши я одну ошибку, Иона, всего одну, и я был бы мертв. Только не в том смысле, в котором мы раньше это понимали, я оказался бы в бездне. И если Шон Уоллес не соврал — а я подозреваю, что он не врал, — то я уже выл бы беззвучно, требуя выпустить меня обратно, кому бы и чего бы это ни стоило.
— Это… ужасно.
— Да. Я послал Варлоу на смерть. Мне кажется, он знал это еще до того, как вышел из шлюза. И теперь он там… или тут — в общем, с остальными душами. Может быть, он даже смотрит на нас сейчас и молит дать ему жизнь. Беда в том, что я у него в долгу. — Джошуа откинулся на спинку дивана, глядя в потолок. — А вопрос в том — настолько ли?
— Если он был твоим другом, он не спросит.
— Может быть.
Иона встала и потянулась за бутылкой, чтобы плеснуть себе еще Норфолкских слез.
— Я скажу ему, — сообщила она Транквиллити.
— Надеюсь, ты не просишь моего благословения?
— Нет. Но твое мнение мне пригодилось бы.
— Хорошо. Мне кажется, что сил на это задание у него достанет; сил у него в избытке. Наилучший ли он кандидат, для меня до сих пор остается под вопросом. Он, без сомнения, взрослеет, и сознательно предавать тебя он не станет. Но его импульсивность говорит против него.